По болотам бухты Гека

День одиннадцатый, 14 сентября. Полуостров Камчатка. Бухта Гека

(60^о3,0' Северной широты, 165^о12,4' Восточной долготы)

Как-то так получается, что после насыщенного, полного интересных встреч и удивительных мест дня следующий получается каким-то расслабляющим, почти прогулочным. Так случилось и в этот день, после фантастической по эмоциональности бухты Лаврова, после всех этих видов и моря, и берегов, прогулок по болотистому устью реки, высадки на территории бывшего рыбокомбината, а самое, конечно, главное, после встреч с медведями, хоть и не с глазу на глаз, но все же довольно-таки близко, так вот, после всего этого нас доставили на «Зодиаках» к устью оставшейся неизвестной нам реки, впадающей в бухту Гека.

Бухта получила свое имя в честь Фабиана Фридольфа Гека, шкипера, основателя финской колонии переселенцев в Приморье. Гек родился в Гельсингфорсе, ныне Хельсинки (Финляндия) в 1836 году. Будущий россиянин начал ходить на судах с 11,5 лет. В течение нескольких лет на бриге «Ольга» он обошел полмира, пока в 1856 году не окончил мореходную школу и не получил диплом штурмана, а после дополнительного обучения в 1863 году успешно выдержал экзамен и на шкипера.

В июне 1867 году китобойная шхуна «Александр II» под его командованием с финскими переселенцами на борту покинула порт Або, ныне Турку, и направилась на Дальний Восток. Гек занялся китовым промыслом, сам сконструировал гарпунную пушку, переоборудовал рыбацкое судно. Ходил на промысел от Кореи до Берингова моря. В разное время Гек владел шхунами «Аннушка», «Сибирь», «Капил», «Акула», «Тунгуз».

В 1889 году стал командиром шхуны «Надежда», а с 1892 года — командиром шхуны «Сторож», на которой охранял котиковые лежбища от иностранных браконьеров.

За годы плавания в дальневосточных морях Гек провел большие гидрографические работы по описи побережья Камчатки, Кореи и Японского моря. С 1894 года его шхуна была наделена правом таможенного надзора и постоянно носила таможенный флаг. Было время, когда моряки пользовались навигационными картами, на которых было написано: «По глазомерной съемке шкипера Гека». В 1904 году знаменитый шкипер ушел из жизни. Имя Гека присвоено улице во Владивостоке и той самой бухте, по берегам которой мы и совершали прогулку.

У меня есть тайная мысль, что Лев Кассиль использовал фамилию Гека для имени одного своих героев.

Через некоторое время, когда лодки достаточно далеко продвинулись по реке, они причалили к покатому песчаному берегу. После высадки мы поднялись на невысокую гряду и обнаружили, что прямо перед нами находится болото, настоящее болото с участками открытой воды, но при полном отсутствии леса, лишь вдали виднелись поросли вечнозеленого стланика.

Это — тундра, объяснила нам Юля, но не та, которую мы видели на Чукотке, с вечной мерзлотой под ногами, а обычная, протянувшаяся широкой полосой по всему северному краю России. Вся береговая полоса представляла собой мшистую водяниковую тундру с кедрачом, которого выдавали темные зеленые участки на красном и желтом подлеске.

На самих болотах практически ничего, кроме мхов, лишайников и болотной травы не было, но всего перечисленного было в избытке.

Вот так, среди этих болот и встречающихся островков кедрового, рябинового или березового стланика, мы и бродили, внимательно глядя под ноги, чтобы нога не утонула выше голенища сапога — а там это было вполне возможно — и лакомились вкуснейшими ягодами черники, которой были целые поля, или брусники, слегка кисловатой, но от того еще более желанной после черничной сладости.

Там же я впервые занялся шишкованием, знаете, это увлекательное занятие, особенно если учесть, что кедры были малюсенькими, но увешанными зрелыми шишками, содержащими настоящие зернышки орехов. И пусть шишки были размерами с грецкий орех, а орехи не превышали в длину рисовое зерно, только такое пухленькое, превратившееся по форме в регбийный мяч, но вкус у них был просто замечательным, да и шелушились шишки запросто, рукой, без какого-нибудь усилия.

Саше орехи понравились настолько, что по возвращении на судно мы обнаружили их во всех ее карманах.

Но это произошло намного позднее, а пока мы бродили по этой заболоченной равнине, дышали слегка пряным от запаха трав воздухом, и ели ягоды, даже спина не разгибалась потом, и орехи и любовались разноцветьем трав, мхов и лишайников.

Среди зарослей ягодников встречались и грибы, но какие-то не очень вызывающие доверие.

Перешагивая в некоторых местах с кочки на кочку, боясь зачерпнуть сапогами болотную жижу, мы добирались до сухих полянок, на которых можно и передохнуть.

Наконец, мы забрались на самый верх, это была последняя прибрежная гряда холмов, дальше за небольшой равнинной полоской начинались горы. Там мы попали почти в настоящий лес, где низкорослые рябины переплелись своими ветками с такими же невысокими кедрами, пробираться между которыми была сущая мука.

Сверху открылся вид на тундру и реку с малюсенькими, как будто игрушечными, «Зодиаками», но не было того великолепия, что в предыдущие дни, возможно в этом виновата и погода — временами налетала противная мелкая морось — но и ранее так тоже бывало, но все равно, все здесь казалось более блеклым, как бы выцветшим.

Там наверху мы сфотографировались на память, вряд ли придется еще когда-нибудь оказаться в этих диких местах.

Мы начали постепенный спуск вниз к реке и нашим лодкам, стараясь идти по новому маршруту, поэтому и виды открывались для нас новые.

Но повсеместно росли мхи самых разнообразных форм и расцветок

Ну вот, наконец, мы добрались до самого берега, вот и река, вот и наши лодки.

Мы расселись по лодкам, которые одна за другой устремились к морю. На реке оказалось приличное течение, усиливаемое начавшимся отливом, мы не заметили его, когда поднимались вверх, теперь же при спуске мы ощутили его в полной мере, наш «зодиак» несся вниз очень быстро, встречный ветер срывал гребни с надутых им же волн, и уж эти гребни превращались в пронизывающий нас насквозь холодный душ «Шарко». После выхода в море волна усилилась, на борт «Профессора Хромова» мы поднялись совершенно мокрыми.

После обеда Катя прочитала лекцию на английском языке о «Тюленях и моржах Дальнего Востока России», нам же досталась из нее русскоязычная выжимка, которой впрочем, вполне хватило, чтобы разобраться в том, с кем же нам привелось встретиться в предыдущие дни.

Все это время судно направлялось в сторону острова Верхотурова, но когда мы почти приблизились к нему, волнение на море достигло такого уровня, что высадка стала не безопасной, и Нэтан объявил, что из-за ухудшения погодных условий нам придется отправиться на Карагинский остров, чтобы найти там убежище. Все оказалось не так как в пожелании Юлия Кима из его песни: и море не было тихо, и дождик пошел — вот и не было все хорошо.

Жаль, что не удалось побывать на этом маленьком островке, о котором в доступных литературных источниках написано только: «Остров в России в Камчатском крае. Находится в Карагинском заливе. Длина острова 3.5 км, ширина 500 м. Остров имеет богатую фауну, среди птиц встречается белобрюшка, занесённая в Красную книгу Камчатки. На территории расположена Особо охраняемая природная территория — зоологический заказник „Остров Верхотурова“. Остров необитаем. На нем похоронен Верхотуров, на могиле стоит крест, так же стоит маленький домик — каморка. Лежбище моржей на острове является самым южным лежбищем в мире».

Мне стало очень любопытно, кто же был такой Верхотуров, и за какие заслуги остров назван его именем, но никаких сведений об этом человеке мне найти не удалось. Наиболее подходящей фигурой является Петр Верхотуров, который принимал участие во Второй Камчатской экспедиции Витуса Беринга на пакетботе «Святой Петр», а впоследствии занимался промыслом пушнины на Командорах и Алеутах под руководством Емельяна Басова. Все вроде бы сходится, но одно никак не стыкуется: погиб Петр Верхотуров на острове Атту (Алеутские острова) во время плавания судна «Святой Иоанн Предтеча», где он был мореходом и передовщиком, то есть старшим в работе зверобойной артели. Местному тоену алеутов был вручен указ Большерецкой канцелярии об утверждении его в этом звании и российском подданстве. Отношения с алеутами были, тем не менее, далеки от идиллических: так, за бесчинства, учиненные в отношении алеутов, мореход Верхотуров поплатился жизнью. Очень сомнительно, что его тело было доставлено на остров Верхотурова, тем более известно, что судно вернулось в район Камчатки только через три года.

P.S. Материал уже был опубликован, когда пришло исчерпывающее разъяснение от известного камчатского краеведа Александра Петровича Пирагиса. Оказывается, что остров был известен русским с начала 18 века и назван по фамилии приказчика Федора Протопопова-Верхотурова, погибшего при сборе ясака с коряков-карагинцев в 1703 году. А вот могила довольно-таки свежая и никакого отношения к Верхотуровым не имеет. Она принадлежит зверобою из села Шкотово Приморского края Арефию Комарову, который промышлял зверя с сыном Петром в 1930 году. Сын выехал с острова, а отец остался на зиму сторожить имущество и умер. На еще сохранившейся к 1980-м годам доске на кресте надпись: "Здесь покоится зверобой Комаров А.К. Умер в 1931 году - 17 июня, от роду 63 года. Прибыл из села Шкотово."  До настоящего времени надпись уже не  сохранилась. И ссылочку Александр Петрович предоставил -  В.П.Мартыненко "Отшельник острова Верхотурова". Краеведческий  журнал "Неизвестная Камчатка № 1" 1997 г., стр. 2-6            

Ближе к вечеру мы достигли защищенных от волнения вод и ночью могли наслаждаться безветрием.